Персональный сайт

ДЕКАБРЬ 1970

В декабре начался зимний период обучения. Утром 1 декабря прошёл торжественный развод с выносом полкового знамени и всеми подобающими случаю церемониями: парадом, салютом.

Уже через пару недель мы снова мёрзли и мокли в окопах у высоты 79,0, готовясь к наступлению на условного противника. По возвращении с учений роту внезапно подняли по тревоге. На первом же построении всем выдали каски с ярко-голубыми лентами на обводе. И, что поразило, боевые патроны и гранаты, хотя ни на какие стрельбы и намёка не было. А еще через пару часов, когда над полем забрезжило туманное утро, роту снова построили. Из выступления замполита Карапетяна мы узнали о восстании в Гданьске и Гдыне. Доведённые до отчаяния рабочие судоверфи вышли на улицу, где их встретили огнём на поражение полицейские и солдаты. Рабочие стали создавать боевые вооружённые дружины и строить баррикады. Как нам сказали наши командиры, толпы хулиганов, подстрекаемые провокаторами-врагами социализма, громят магазины и общественные здания, убивают партийных активистов и военных. Для наведения порядка армия и полиция применяют оружие. Помня опыт Венгрии и Чехословакии, здесь действовали более решительно и жёстко. Это уже почти через сорок лет после тех событий я узнал о десятках убитых и раненых на улицах Гданьска. К счастью, в той заварушке не пришлось принять участия.

Через несколько дней восстание было подавлено, но всю зиму оставался режим повышенной боевой готовности. Ни на минуту мы не расставались с оружием, занятия проходили вблизи от пункта сбора по тревоге. Усилили занятия по организации боя в городе. Для этого был построен специальный тренировочный городок, где мы атаковали среди развалин и обломков кирпичных стен, рискуя подстрелить самого себя своей же срикошетившей от кирпичной кладки пулей или взорвать отскочившей от стены гранатой.

В апреле обо мне снова вспомнили в штабе полка. Неожиданно в личное после занятий время за мной пришел посыльный из штаба и передал приказ немедленно явиться к секретарю парткома полковнику Иванову. И вот переступаю порог знакомого кабинета. За окном серела сиротливая поморская весна. С дождями, туманами и беспросветной тоской.

После доклада полковник Иванов, протянув руку, пригласил к столу.

- Скоро дембель, солдат, - начал он неожиданно просто. – Что думаешь о будущем?

Вопрос повис в воздухе. Мне уже осточертели солдатчина, казарменный мат, тупые рожи командиров, невыносимые условия быта. Хотелось добра и нежности, тихой спокойной обстановки, труда и настоящего творчества.

- Меня ждут в редакции, - отрезал я.

- Очень жаль. Из тебя вышел бы хороший офицер. Защищать Родину – тоже профессия, - тихо заметил Николай Иванович.

- К защите Родины готов, но армия – не моё.

- Вижу, что готов, но считаю разговор не оконченным. Подумай, хотя давить тоже не стану, - сказал он, закончив разговор.

Собственно, этот разговор впечатления не произвёл. Из дома писали светлые письма. Ждали в семье, в редакции…

После первомайских праздников и гарнизонного парада в честь Дня Победы внезапно полк подняли по тревоге. Холодным майским утром мы погрузились в бронетранспортёры и отправились на последние в моей жизни учения. Это была самая длинная игра в войну за все годы службы. Чтобы у оппозиции Объединенной рабочей партии не оставалось никаких иллюзий взять власть, на польских полигонах развернулись полки и дивизии Объединенных Вооруженных Сил Варшавского договора.